Я старый художник, не владеющий фотошопом и методами ИИ, но был бы рад если Вы помогли создать новый образ Мудрости, которая видит и прошлое и будущее.
В древнегреческих гермах изображения могли быть андрогинами. В таких случаях гермы получали специальные названия — Гермафина (Гермес и Афина).
Вот Гермафина с петухом и совой видит и прошлое и будущее.
(с) Виталий Комар
Еще недавно казалось, что философия необратимо теряет свое место в общественном сознании, вытесняясь наукой и техникой. И вот философия возвращается — благодаря тем самым успехам науки и техники, которые, казалось, оттеснили ее на обочину. Именно наука и техника постепенно вышли на те рубежи, где уже самые фундаментальные категории, «скрепы» мироздания оказались расшатанными и обнаружили возможность своей трансформации. Недаром еще Альберт Эйнштейн отмечал, что «в настоящее время физик вынужден заниматься философскими проблемами в гораздо большей степени, чем это приходилось делать физикам предыдущих поколений». Философия возвращается в центр общественного сознания уже в новой роли: не как рефлексия о незыблемых основах мироздания, а как теория и практика создания множественных миров, виртуальных реальностей, метавселенных, альтернативных разумов, жизней, организмов и т. д. Это уже не кабинетное умозрение, а новое мирополагание. Я это называю ФИЛОСОФИЯ+. Знак плюса здесь указывает на выход философии на новый уровень понимания своих задач и их практического осуществления.
Раньше философ говорил последнее слово о мире, подводил итог. Гегель уподоблял философию сове Минервы (древнеримской богини мудрости), которая вылетает лишь в сумерки, когда уже отшумел исторический день с его свершениями и можно заняться их осмыслением.
Это и представлено в новом образе философии, который я попытался запечатлеть с помощью нейросети DALL–E 3. Перед нами Минерва, на одном ее плече — сова, на другом — петух. Это два образа мудрости, обращенной к осмыслению прошлого и предвосхищению будущего.
Минерва, глядящая в будущее.
P.S. Добавлю, что в эпоху античности и вплоть до XVII века даже естественные науки были в основном аристократическим занятием и мало вторгалась в дела мира, не брали на себя забот по улучшению или облегчению человеческой деятельности. Технонаука (technoscience) стала возникать только в XVIII и особенно в XIX веке. И тогда наука, прежде всего математика, физика и химия, а потом и биология, стала мощнейшим инструментом преобразования мира. Точно так же и философия в XXI веке впервые может оказаться призванной к переустройству мира. До сих пор эта аристократическая наука, как правило, пренебрегала своими практическими приложениями. Философ сидит в кресле, изучает, читает, пишет, — и этим все исчерпывается. Да и какими инструментами могла бы пользоваться философия, если она, в отличие от физики или химии, постигает мир в целом? И вот в начале ХХI века такие инструменты появились: технологии создания виртуальных миров, целых вселенных, сначала, как бывает при возрастном переходе от детства к зрелости, — в виде игр, а затем все серьезнее и практичнее: экономика, бизнес, медицина, искусство… И наконец, техника подбирается к тому, чтобы создавать метаверсы во всей их чувственной достоверности и пространственной протяженности, а значит, философия получает практический инструмент для воздействия на целые миры. Теперь наряду с технонаукой может возникнуть и технософия.
Итак, я начну с озарения: каждая книга Пелевина — это «Путешествие в Элевсин»!
Почему, спросите вы меня? Потому что Элевсинские мистерии проводились дважды в году. Великие таинства совершались в Элевсине и, частично, Афинах на 13-19 дни боэдромиона, третьего месяца аттического календаря, посвященного Аполлону. Боэдромион начинался в середине сентября и заканчивался в начале октября. Точно сказать невозможно, даты все время плавали и менялись, но очевидно, что у Элевсинских мистерий была и астрономическая привязка к дням Осеннего Равноденствия.
Впрочем, когда было очень надо, конец сентября мог наступить в любой месяц года. Обычно цикл таинств длился полтора года по следующему циклу «конец сентября — конец февраля — конец сентября», но когда царь Деметрий захотел как можно быстрее пройти посвящение, месяц мунихион, посвященный богине Артемиде, временно переименовали несколько раз. Для сведения: мунихион в аттическом календаре — это конец апреля, начало мая.
Об этой коллизии сообщал Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях»:
«Отправляясь в обратный путь, Деметрий написал в Афины, что немедленно, как только прибудет, желает пройти посвящение в таинства, причем весь обряд целиком, от низшей до созерцательной ступени, намерен постигнуть сразу. Это было противно священным законам и никогда прежде не случалось, ибо Малые таинства справлялись в месяце анфестерионе, Великие — в боэдромионе, а к созерцательной ступени посвященных допускали не раньше, чем через год после Великих таинств. Но когда прочитали письмо Деметрия, выступить с возражениями отважился один лишь факелоносец Пифодор, да и то безо всякого толку, потому что афиняне, послушавшись совета Стратокла, решили называть и считать мунихион анфестерионом и справили, нарочито для Деметрия, священнодействия в Агре. После этого мунихион из анфестериона превратился в боэдромион, Деметрий принял дальнейшее посвящение и сразу же был приобщен к числу „созерцателей“».
Но Пелевин каждый год остается верен себе и не переносит сентябрь на апрель, следуя букве и духу Элевсинских мистерий. Любопытный факт заключается в том, что он не единственный писатель, выпускающий книги по Равноденствиям и Солнцестояниям — четырем ключевым точкам года. В свое время этим увлекался Алистер Кроули, приурочивавший выход своих книг к данным датам. Процитирую Мартина Бута, биографию Кроули «Жизнь мага»:
«Кроули не скупился на издание своих книг и следил за каждым этапом подготовки книги к печати, выбирая гарнитуру шрифта, бумагу и материалы для переплёта, всегда стремясь, чтобы они были лучшими из возможных. Его книги в такой же степени являлись произведениями издательского искусства, как и произведениями литературы. Определяя издательские характеристики книги, Кроули определял также её будущую цену и дату печати. В качестве последней он, как правило, выбирал равноденствие или солнцестояние. Каждый том произведений Кроули можно рассматривать как отражение его личности, его пристрастий, человеческих и магических. Цвет бумаги и переплёта, формат книги, даже её розничная цена обычно имели эзотерический смысл. В период между 1898 и 1905 годами Кроули выпустил семнадцать книг».
Передо мною сейчас лежит двадцатый роман Пелевина, вышедший ровно в 20.23 по московскому времени в печатном и в электронном виде 29 сентября 2023 года. То есть в самой дате зашифрован текущий год. Кроме того, 29 сентября было Полнолуние в Овне, возможно, это тоже было выбрано автором неслучайно, как предчувствие яркого старта.
Мне не хочется спойлерить и лишать вас удовольствия от текста, замечу лишь достаточно неочевидные вещи: легионер и жрец в реальности Третьего мира (виртуальной реальности, которая в романе называется ROMA-3) — Маркус Зоргенфрай, он же Маркус Забаба шам Иддин получает свое имя, на мой взгляд, прежде всего от евангелиста Марка. Таким образом представляя текст романа в виде евангельского сюжета, одним из действующих лиц которого сам является. В пользу данной версии стоит упомянуть раскрашенный мраморный барельеф, на которой появляется римский император Порфирий из виртуальный реальности. «Изображенное на нем походило на последнюю трапезу Христа, как культуристы изображают ее в своих катакомбах. Различие заключалось в том, что сидящие за столом были в масках. Я однако сразу узнал Порфирия по грубому лицу с большим носом — и по зубчатой диадеме. Лицо его почему-то раздваивалось, словно скульптор пытался изобразить рядом тень или отражение. Раздвоенный Порфирий сидел в центре стола, раскинув руки в стороны для обьятий». Здесь, несомненно, имеется я в виду монументальная роспись Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» из церкви Санта-Мария-делле-Грацие в Милане. Говорят, что на ней Леонардо изобразил себя в образе апостола Фаддея.
Гораздо позже, уже в самом конце книги, Маркус, подхватив упавшее знамя, образно выражаясь, «вновь ощутил тяжесть порфиры на своих плечах».
Понятно, что в нашем представлении сразу же возникает багряница — красные одежды Иисуса. Любопытный факт: в Евангелии от Матфея это одеяние названо багряницей, а в Евангелии от Марка — порфирой. Вот на таком микро-уровне различий работает Пелевин, загадывающий нам загадки. Когда Порфирий — это и император, носящий пурпур, самую драгоценную ткань Древнего мира, и Порфирий Петрович — следователь, уличивший Раскольникова.
Персонажи Пелевина мерцают, переливаются, перетекают друг в друга, как капли гигантского океана Соляриса. В них есть очень много от героев Апулея и Фаулза — по крайней мере, желание из обычного человека стать магом, а из мага — богом. В каком-то смысле автор показывает нам инициатический путь, в который раз сочиняя роман-инициацию. То есть произведение, которое только притворяется романом. На самом деле — это способ познания себя и мира. Любопытно, как Пелевин обыгрывает слухи о том, что тексты з него уже давно пишет искусственный интеллект, делая ИИ одновременно следователем, романистом, римским императором и самим собой — автором романа, который вы держите сейчас в руках.
Грани между личностями размываются — нет уже особой разницы между жрецом и воином, между брахманом и императором. Арканы Таро также перетекают друг в друга и Отшельник меняется одеждой с Четвертым Арканом.
В конце романа происходит то, на что мы надеялись, но не то, чего мы ожидали. Читатель, дошедший до конца «Путешествия в Элевсин», на самом деле получает инициацию в самые мистические таинства Древнего Мира, о которых в гомеровским гимне «К Деметре» говорится:
Гомер був сліпий. Людина, що не бачить, ніби поринає в інші ментальні світи. Тому ми чуємо про сліпих лірників, кобзарів і провидців. Припинивши бачити світ людей, вони починають бачити світ богів.
Ніщинський почав переклад «Одіссеї», коли через хворобу, що вразила очі, сидів в темній кімнаті із завʼязаними очима. І від нудьги попрохав свого зятя, що готувався стати священником, читати йому вголос Гомера…
І так, сліпий Ніщинський зробив переклад сліпого боговидця Гомера.
Гомер. Одіссея / пер. з давньогрецької Петро Ніщинський ; упорядн. Василь Зварич. - Львів : Видавництво "Апріорі", 2022. - 544 с. : іл
Посилання на видавництво і про Гнедіча було на с. 458. А про біографічне, про хворобу -с. 475
«Той народ, що спромігся перекласти на власну мову твори великих геніїв, вже тим самим доводить, що має не тільки право, але й хист і снагу на самостійний розвиток духовний», - писало видавництво в 19 сторіччі.
Доречі, російський переклад «Іліади» зробив полтавець Микола Гнедич, додавши в свій переклад чимало українізмів… Отаке.
P.S. Ніщинський здійснив перші в Україні переклади творів античних класиків («Антігону» Софокла, 1883; «Одіссею» Гомера, (1889, присвячена Миколі Костомарову, вийшла коштом Василя Симиренка), 1892; 6 пісень з «Іліади» Гомера, 1902–1903), а також переклав на грецьку мову «Слово о полку Ігоревім» (1881). Автор наукових розвідок про грецьку мову, підручника з грецької граматики «Опыт элементарного руководства при изучении греческого языка в гимназиях и прогимназия» (1870), а також видрукував новогрецькою vjdj. працю «Російська граматика для юнацтва Греції».
«... Для нашего государственного устройства мы не взяли за образец никаких чужеземных установлений. Напротив, мы скорее сами являем пример другим, нежели в чем-нибудь подражаем кому-либо. И так как у нас городом управляет не горсть людей, а большинство народа, то наш государственный строй называется народоправством. В частных делах все пользуются одинаковыми правами по законам. Что же до дел государственных, то на почетные государственные должности выдвигают каждого по достоинству, поскольку он чем-нибудь отличился не в силу принадлежности к определенному сословию, но из-за личной доблести.
Бедность и темное происхождение или низкое общественное положение не мешают человеку занять почетную должность, если он способен оказать услуги государству. В нашем государстве мы живем свободно и в повседневной жизни избегаем взаимных подозрений: мы не питаем неприязни к соседу, если он в своем поведении следует личным склонностям, и не выказываем ему хотя и безвредной, но тягостно воспринимаемой досады. Терпимые в своих частных взаимоотношениях, в общественной жизни не нарушаем законов, главным образом из уважения к ним, и повинуемся властям и законам, в особенности установленным в защиту обижаемых, а также законам неписаным, нарушение которых все считают постыдным.
В военных попечениях мы руководствуемся иными правилами, нежели наши противники. Так, например, мы всем разрешаем посещать наш город и никогда не препятствуем знакомиться и осматривать его и не высылаем чужестранцев из страха, что противник может проникнуть в наши тайны и извлечь для себя пользу. Ведь мы полагаемся главным образом не столько на военные приготовления и хитрости, как на наше личное мужество. Между тем как наши противники при их способе воспитания стремятся с раннего детства жестокой дисциплиной закалить отвагу юношей, мы живем свободно, без такой суровости, и тем не менее ведем отважную борьбу с равным нам противником.
Мы развиваем нашу склонность к прекрасному без расточительности и предаемся наукам не в ущерб силе духа.
Богатство мы ценим лишь потому, что употребляем его с пользой, а не ради пустой похвальбы. Признание в бедности у нас ни для кого не является позором, но больший позор мы видим в том, что человек сам не стремится избавиться от нее трудом. Одни и те же люди у нас одновременно бывают заняты делами и частными, и общественными. Однако и остальные граждане, несмотря на то, что каждый занят своим ремеслом, также хорошо разбираются в политике. Ведь только мы одни признаем человека, не занимающегося общественной деятельностью, не благонамеренным гражданином, а бесполезным обывателем.
Мы не думаем, что открытое обсуждение может повредить ходу государственных дел. Напротив, мы считаем неправильным принимать нужное решение без предварительной подготовки при помощи выступлений с речами за и против. В отличие от других, мы, обладая отвагой, предпочитаем вместе с тем сначала основательно обдумывать наши планы, а потом уже рисковать, тогда как у других невежественная ограниченность порождает дерзкую отвагу, а трезвый расчет – нерешительность. Истинно доблестными с полным правом следует признать лишь тех, кто имеет полное представление как о горестном, так и о радостном и именно в силу этого-то и не избегает опасностей.
Добросердечность мы понимаем иначе, чем большинство других людей: друзей мы приобретаем не тем, что получаем от них, а тем, что оказываем им проявления дружбы. Мы – единственные, кто не по расчету на собственную выгоду, а доверяясь свободному влечению, оказываем помощь другим...».
(с) А. Пуанкаре
Alexander and his army conquered vast territories between Greece and India. However, Greek presence became much more dominant in faraway ancient Bactria than in areas that were much closer to Alexander's homeland, Greece.
The Kingdom of Bactria was located north of the Hindu Kush mountain range and south of the Amu Darya river, on the plateau where modern-day Afghanistan, Tajikistan, and Uzbekistan are.
After the death of Alexander, his empire was shared among his army generals. Bactria became a part of the Seleucid Empire, named after its founder, General Seleucus.
Seleucus I and his son Antiochus I established numerous Greek cities.The Greek influence was so overwhelming, that Greek was the dominant language of the region for quite some time.
However, one of the lesser-known reasons for the immense Greek cultural influence in the region was the mass deportations of Greeks to Bactria. During the reign of Darius I, every single one of the citizens of the Greek city of Barca, in Cyrenaica, were deported to Bactria for refusing to surrender suspected assassins to the authorities.
The Persian King Xerxes also sent prisoners to the area. The “Branchidae” were the descendants of Greek priests who had once lived near Didyma and who had surrendered the temple of Apollo to him. The Greek historian Herodotus also records a Persian commander threatening to enslave daughters of the revolting Ionians and send them to Bactria.
Diodotus I, the satrap, or ruler, of Bactria declared independence from the Seleucid kings in 245 BCE, conquering Sogdia and becoming the founder of the great Greco-Bactrian Kingdom. Diodotus and his successors resisted constant attacks from the Seleucids, particularly from Antiochus III the Great.
The Greco-Bactrians created a very powerful army and succeeded in expanding their territory as far as present-day India.
The Greeks who had instigated the Bactrian revolt had become extremely wealthy, partly due to the great fertility of their country. Their wealth enabled them to become masters not only of Bactria, but also of India.
The Greco-Bactrians used the Greek language for administrative purposes; inevitably, local languages were also influenced by Greek, as suggested by their adoption of the Greek alphabet and some Greek words.
Bactrian King Euthydemus I and his son Demetrius I crossed the Hindu Kush mountains and began their conquest of the Indus valley.Soon, they became so powerful that a Greek empire seemed to be on the rise in the East.
However, corruption and internal conflicts tore apart the rising empire. When Demetrius advanced far east of the Indus River, one of his generals, Eucratides, pronounced himself king of Bactria.
Usurpers suddenly appeared in every province. All of them desired to be kings, and the fights amongst them were long and fierce.
Many of them did become kings, as we can see from the many gold coins found centuries later in Afghanistan; but they were kings only within their own provinces. The incessant wars among them had caused great damage, ruining a lot of elements that had led their societies to progrress and eventually diminishing the Hellenic element.
After Demetrius and Eucratides, the kings abandoned the Attic standard of coinage and introduced a native one, to attract support from non-Greeks.
The God Dionysos was the first to campaign to India 6451 years before Alexander 154 king before Androcotos (also known as Chandragupta).
The Greeks did three major campaigns in India-Heracles followed Dionysos and Alexander the Great was the last one. The successors of Alexander the Great continued the conquests in India, with the various Kingdoms which they created there.
Главной задачей парасита было развлечение хозяев приятной застольной беседой на самые разные темы. За чаркой вина он мог как философствовать о смысле жизни, так и рассказывать анекдоты, притчи и забавные сплетни из жизни горожан. За это ему оказывалось всяческое уважение, а еще парасита кормили от пуза.
Чем лучше у человека был подвешен язык, тем чаще его приглашали разделить трапезу. И, кстати, в параситы мог попасть даже раб, если умел быть душой компании. Между прочим, легендарный Эзоп начинал свою карьеру баснописца именно в качестве парасита: богатые греки обожали звать в гости хромого и безобразного невольника с острым языком.
Древние римляне переняли эстафету у греков, но от римского парасита уже не требовалась всякая «философская чепуха»: он должен был развлекать хозяев лестью и остротами. Тогда-то название профессии и стало нарицательным, обретя современное звучание и значение. А древнеримские драматурги начали активно вводить в свои комедии персонажей-параситов, высмеивая их главные черты — назойливость, льстивость, жадность, стремление угоститься на чужой счёт, желание войти в милость господина ценой каких угодно услуг.
Считается, что параситы — одни из «предков» средневековых шутов: они точно так же обретались при богатом господине, развлекая его и гостей своими забавными выходками. Но это уже совсем другая история.
.jpg)
Почему на 5долларовой купюре изображён вестибюль станции метро «Кировский завод»?
1. Потому что мемориал Аврааму Линкольну и наземные сооружения станции "Кировский Завод" восходят к одному и тому же прообразу — Парфенон.
2. И потому что учитель, наставник и формальный научный руководитель архитектора Александра Кузьмича Андреева — Владимир Алексеевич Щуко, ставший академиком архитектуры ещё в 1911 году, известен именно как неоклассик.
можу померти, як не щастить, труп Менелая давно поточили хробаки, але голос його й досі промовляє повсюди, сам до себе. Це не мiй голос, я-цей голос, не більше. Усе інше змінилося, перемінилося, зникло. Голос теж, навіть він змінюється, стає хрипким, втрачає привабливiсть, стає скрипучим, незв'язним, невиразним.
Мене це не лякае. Менелай зник на фароському узбережжі: він уже, і можливо, це не найгірший варіант, не є оповідачем своє захопливої історії. Бо, коли голос зникне, він стане повістю, історію свого життя, із якоювін зв'язаний, коли, як, ким вона не була б переказана.
А тоді, як неодмінно буває врешті решт із кожною істоpiєю, усi оповідачі, усі слухачі, сама Менелаєва історія за десять чи десять тисяч років розчиняться і зникнуть.
Але я переживу її, я, в останній жахливій личині Протея, у дивному Елізії супутника Краси безглузда, нескінченна можливість кохання.
Джон Барт "Менелаїда"
Переклад Максима Нестелєєва
Η Αφροδίτη σε ένα θρόνο, στεφανωμένη με στεφάνι, μια από τις Χάριτες τοποθετεί ένα καθαρό πέπλο πάνω από το κεφάλι της. Ο Έρως στέκεται μπροστά.
Πομπηία
Афродита на троне, увенчанная венком, одна из Харит накидывает ей на голову прозрачную вуаль. Эрос стоит впереди.
Помпеи
Скифская богиня Аргимпаса, которую геродот отождествил с Афродитой
Hellenistic age, in the eastern Mediterranean and Middle East, the period between the death of Alexander the Great in 323 BCE and the conquest of Egypt by Rome in 30 BCE. For some purposes the period is extended for a further three and a half centuries, to the move by Constantine the Great of his capital to Constantinople (Byzantium) in 330 CE. From the breakup of Alexander’s empire there arose numerous realms, including the Macedonian, the Seleucid, and the Ptolemaic, that served as the framework for the spread of Greek (Hellenic) culture, the mixture of Greek with other populations, and the fusion of Greek and Eastern elements.
A Temple-theater complex discovered only at the beginning of the 2000s in Monte San Nicola, in Pietravairano of Caserta province in the Campania region of southern Italy. Lying at 410 meters high in the Sannio area, dates back to the late Roman Republican period, 2nd-1st century BCE.
Храмово-театральный комплекс, обнаруженный только в начале 2000-х годов в Монте-Сан-Никола, в Пьетравайрано, провинция Казерта в регионе Кампанья Южной Италии. Расположенный на высоте 410 метров в районе Саннио, он восходит к позднему римскому республиканскому периоду, 2-1 века до нашей эры.
Photographs of the pyramid-city of Caral in Peru.
Caral was built around 5,000 years ago, give or take a few centuries, according to groundbreaking research published in Science back in 2001. That origin date places it before the Egyptian pyramids in Africa and roughly 4,000 years before the Incan Empire rose to power on the South American continent.
Фотографии города-пирамиды Караль в Перу.
Согласно новаторскому исследованию, опубликованному в журнале Science еще в 2001 году, Карал был построен около 5000 лет назад, плюс-минус несколько столетий. Эта дата происхождения относит его к египетским пирамидам в Африке и примерно за 4000 лет до того, как империя инков пришла к власти на Земле. Южноамериканский континент.
Шумеров и греков объединяют агон и демократия.
А разъединяет вот что:
1. У греков была аристократия как следствие веры в происхождение части населения от богов. У шумеров сакральное родословие было только у царей, и то в него никто не верил. Шумерской аристократии не было.
2. У греков развито чувство солидарности, что послужило толчком к созданию творческих объединений. У шумеров соревновательность была больше солидарности. И такие объединения не возникли.
3. Для грека важно восприятие его труда обществом. Шумер же дорожил восприятием со стороны верховной власти.
4. Греческий автор творил для себя и таких же как он. Шумерский - по заказу школы, дворца или храма.
5. Для шумеров было важно неоспоримое письменное слово, оставляющее память. Для грека - оспариваемое устное слово, устремленное в перспективу новой мысли.
"... Надо обновить идею эллинизма, так как мы пользуемся ложными общими данными... Я наконец понял, что говорил Шопенгауэр об университетской философии. В этой среде неприемлема никакая радикальная истина, в ней не может зародиться никакая революционная мысль. Мы сбросим с себя это иго... Мы образуем тогда новую греческую академию... Мы будем там учителями друг друга... Будем работать и услаждать друг другу жизнь и только таким образом мы сможем создать общество... Разве мы не в силах создать новую форму Академии?.. Надо окутать музыку духом Средиземного моря, а также и наши вкусы, наши желания..." 
